Как уже упоминалось, ни одна западная школа психотерапии, за исключением психосинтеза и юнгианской психологии, не признает духовность подлинной и аутентичной силой психики. Теоретические рассуждения по большей части не учитывают богатства знаний о сознании и разуме, накопленного за века великими духовными традициями мира. Глубокие по смыслу послания этих систем полностью игнорируются и отбрасываются, объясняются как примитивные предрассудки, как вариации детских конфликтов или как культурные эквиваленты неврозов и психозов.
Духовность и религию в западной психиатрии толковали как нечто, генерируемое человеческой психикой в ответ на внешние события -ошеломляющее воздействие окружающего мира, угрозу смерти, страх перед неизвестностью, конфликтные отношения с родителями и т.п. До недавнего времени единственной структурой, где можно было непосредственно испытывать альтернативные реалии духовной природы, были рамки душевной болезни. В конкретной клинической работе с религиозными верованиями пациента мирятся, только если их разделяют большие группы людей. Идиосинкразические системы веровании, отклоняющиеся от регламентированных и культурно приемлемых форм. или прямые переживания духовных реалии обычно истолковываются как патологические, свидетельствующие о психотическом процессе.
Но некоторые исследователи сочли традиционную психиатрическую точку зрения на духовность и религию неприемлемой. Основатель психосинтеза Роберто Ассаджиоли, итальянец по происхождению, видел в духовности жизненную силу человеческого существования и самую суть психики. Многие из явлений, которые официальная психиатрия считает психопатологическими, он интерпретировал как сопутствующие духовному раскрытию (Assagioli, 1977). К. Г. Юнг, также придававший огромное значение духовным измерениям и импульсам психики, создал надежную концептуальную систему, которая соединяет и интегрирует психологию и религию. Еще один значимый вклад в новое понимание отношений человеческой личности к мистическому опыту принадлежит Абрахаму Мэслоу. На основе широких исследований многих спонтанных мистических (или “пиковых”, по его определению) переживаний, он опроверг традиционное психиатрическое воззрение, приравнивавшее их к психозам, и сформулировал радикально новую психологию. По Мэслоу, мистический опыт не следует считать патологическим; гораздо более уместно было бы рассматривать его как сверхнормальный, поскольку он ведет к самоактуализации и происходит у нормальных во всем остальном и вполне адаптированных индивидов.
Наблюдения в ходе психоделической терапии и других форм глубинной эмпирической работы полностью подтверждают соображения этих трех исследователей и наводят даже на более радикальную формулировку связи между человеческой личностью и духовностью. В соответствии с новыми данными, духовность – неотъемлемое свойство психики, проявляющееся спонтанно при достаточно углубленном самоисследовании. Прямое эмпирическое столкновение с перинатальным и трансперсональным уровнями бессознательного всегда связано со спонтанным пробуждением духовности, и это никак не зависит от переживаний детства, религиозной запрограммированости, конфессии, даже от культурной и расовой принадлежности. Человек, соприкоснувшийся с этими уровнями своей психики, естественным образом вырабатывает новое мировоззрение, в котором духовность становится естественным, сущностным и жизненно необходимым элементом существования. На моих глазах трансформации подобного рода происходят с людьми из широкого круга личностей, включающего упорных атеистов, скептиков, циников, даже марксистских философов и позитивистски ориентированных ученых.
Отсюда следует, что атеистический, механистический и материалистический подход к миру и существованию отражает глубокое отчуждение от сердцевины бытия, отсутствие подлинного понимания себя и психологическое подавление перинатальной и трансперсональной сфер собственной психики. Это также означает, что человек идентифицирует себя лишь с одним частичным аспектом своей природы, с телесным Эго и хилотропическим модусом сознания. Такое усеченное отношение к себе самому и к существованию чревато, в конечном счете, ощущением тщетности жизни, отчужденностью от космического процесса, а также ненасытными потребностями, состязательностью, тщеславием, которые не в состоянии удовлетворить никакое достижение. В коллективном масштабе такое человеческое состояние приводит к отчуждению от природы, к ориентации на “безграничный рост” и зацикливанию на объектных и количественных параметрах существования. Такой способ бытия в мире предельно деструктивен и на личном и на коллективном плане.
В процессе систематического глубинного самоисследования эпизоды смерти-возрождения и трансперсональные явления проступают в том же континууме переживаний, что и биографический материал, анализ которого считается терапевтически полезным в традиционной психиатрии. Поэтому интересно, как общепринятая воспоминательно-аналитическая психотерапевтическая работа соотносится с процессом духовного раскрытия Клинические наблюдения позволяют твердо сказать, что биографически ориентированный анализ и трансперсональные переживания являются двумя взаимодополняющими аспектами процесса систематического самоисследования.
Постепенная отработка травматических аспектов ранней история пациента часто открывает путь к перинатальному и трансперсональному опыту и способствует духовному раскрытию. И наоборот, люди. имевшие глубокие духовные переживания на раннем этапе самоисследования (при помощи психоделиков или других видов мощной эмпирической техники), находят последующую работу с оставшимися биографическими проблемами гораздо более легкой и быстрой.
В частности, те, кто пережил состояние космического единства, обретают совсем новое отношение к психотерапевтическому процессу. Они обнаружили новый неожиданный источник силы и свою подлинную идентичность. Нынешние жизненные проблемы и прошлый биографический материал предстают теперь в совершенно ином свете. С новой точки зрения события их настоящего существования не кажутся уже столь безусловно важными, как это было прежде. Кроме того, становится ясной цель психологической работы; дальнейшее самоисследование напоминает расширение и расчистку дороги к известному месту назначения, а не слепое копание в темном туннеле.
Терапевтический потенциал переживаний духовного свойства намного превосходит все связанное с манипуляциями, сосредоточенными на биографическом материале. Любая концептуальная система, любая психотерапевтическая техника, не признающая и не использующая перинатальную и трансперсональную области психики, не только поддерживают поверхностный и незавершенный образ человеческого бытия, но лишают себя и своих пациентов мощных механизмов исцеления и личной трансформации.
Зависимость от узких концептуальных рамок может помешать ученым открыть, распознать или даже вообразить немыслимые возможности в сфере естественных явлений. Это можно иллюстрировать двумя примерами из современной физики. Ученые, жестко придерживающиеся ныотоно-картезианской модели Вселенной, (которая подразумевает неразрушимость материи), не могут и помыслить об использовании ядерной энергии, требующей расщепления атома. Точно так же система механической оптики, рассматривающая свет как частицы (фотоны), не дает теоретического доступа к голографии, где используется интерференция световых волн. Заглядывая в будущее, можно сказать, что физик, который будет видеть в теории относительности Эйнштейна точное описание реальности, а не всего лишь удобную и в конечном счете ограниченную модель, никогда не сумеет представить себе передвижение и коммуникацию со скоростью, превышающей световую. По той же причине психиатры, приверженные к строго биографическим моделям человека, не смогут даже вообразить преобразующую мощь перинатальных переживаний или трансперсональных состояний сознания.
Строго персоналистичная концепция бессознательного, ограничивающаяся биографически объяснимыми элементами, не только менее эффективна и менее ценна, но, в конечном счете, антитерапевтична. Логическим следствием такой теоретической ориентации будет навешивание психопатологических ярлыков на те перинатальные и трансперсональные явления, которые нельзя объяснить в столь узком контексте. Это создает непреодолимое препятствие на пути признания целительной и трансформирующей силы процесса, затрагивающего перинатальную и трансперсональную области. Поэтому в контексте традиционного мышления самоисцеление и духовное раскрытие истолковываются как патология, которую нужно подавить любой ценой при помощи любых радикальных мер. Из-за такой терапевтической стратегии современная психиатрия встает перед странной ситуацией: совместные усилия психиатров, психологов, нейрофизиологов, биохимиков и других профессионалов по большей части односторонне направлены на вмешательство в процессы, которые имеют уникальный терапевтический и трансформативный потенциал.
С положительной стороны следует признать, что в свете нынешнего ограниченного понимания природы психопатологии и отсутствия по-настоящему исцеляющих стратегий в психиатрии использование транквилизаторов имело большое историческое значение. Они действительно гуманизировали средневековую атмосферу психиатрических палат, они предотвратили и облегчили многие страдания и, возможно, спасли многие тысячи жизней.
