Наблюдая за историей Кремниевой долины, всё очевиднее становится, что всего за четверть века («Гуглу» — 26 лет) глобальный центр IT и интернета прожил целую историческую эпоху: сегодняшняя Кремниевая долина стала противоположностью себя на заре интернет-индустрии, а сегодняшние капитаны индустрии являются главными препятствиями для повторения своей истории успеха — что является признаком завершения очередной исторической арки, будь то история строя, формации, империи или революции. Последние два примера очень точно образно подходят к описанию исторической арки Кремниевой долины: революция, которая породила империю, которая сегодня задыхается под тяжестью своего веса.
Если звёздами золотого века интернета (1990–2000-е годы) становились проекты с «идеей на миллиард», материально изменившие образ жизни, способы коммуникации и кооперации между людьми для сотен миллионов и миллиардов человек — Google, Tesla (2003), Facebook* (2004), Google Maps (2005), YouTube (2005), iPhone (2007), Uber (2009), — то в начавшийся в 2010-е позолоченный век тот же Uber, WeWork (2010) и Snapchat (2011) привлекали внимание уже не только идеями, но и раундами финансирования — в чём Uber стал первопроходцем, соединив в себе элементы обеих эпох. Примером подмены миллиардной идеи миллиардными бюджетами в чистом виде стал Metaverse Марка Цукерберга (2021), основными новостными поводами которого были только грандиозные бессодержательные жесты (переименование материнской компании таких реальных гигантов, как Facebook*, Instagram* и WhatsApp, в Meta*) и грандиозные затраты — $36 млрд за 2022–2023 годы. В поисках бизнес-модели Metaverse начала срастаться с криптосферой — блокчейном, NFT, криптовалютами и токенами, которые, в свою очередь, изобретая utility, которой была бы обеспечена их виртуальная цена, начали срастаться с ИИ, в итоге превращаясь в VR-крипто-AI-экосистему — ещё более непонятно зачем и кому нужную, чем просто виртуальная реальность Metaverse.
Если раньше типичной проблемой Кремниевой долины было: «У нас есть дисруптивная идея, которая стремительно захватывает устройства и внимание пользователей, благодаря чему мы привлекли финансирование — осталось только придумать, как начать зарабатывать», то Metaverse начали строить с другого конца: «У нас профинансирован проект для захвата устройств и внимания пользователей — нам осталось только придумать идею, чем».
*Meta, Facebook и Instagram признаны экстремистской организацией и запрещены в России.
В 2020 году я писал о золотом и позолоченном веке (golden age и gilded age) интернета в контексте монополизации: процесса, в ходе которого самые успешные проекты золотого века, победив в соревновании идей и команд, начинают уничтожать открытую конкурентную среду, которая их создала. Век идей на миллиард против века проектов на миллиард — это другое выражение той же самой динамики.
Последний раз, когда Кремниевая долина меняла мир
Когда в последний раз Кремниевая долина создавала нечто, что бы материально изменило жизнь миллиарда человек и впечатляло не по привычке («Йей, это анонс Apple/Маска/Цукерберга — значит, это интересно»), а по существу? Все главные бренды и продукты, на которых сегодня стоит Кремниевая долина, были основаны в 1990-х и 2000-х годах.
Последним состоявшимся проектом золотого века интернета стал Uber — и тот прошёл по грани: в отличие от Google, Google Maps, YouTube, iPhone и Android, которые сами создали для себя рынки, у Uber был прямой «аналоговый» конкурент — традиционные службы такси. Они задавали ценовой потолок, вынуждая Uber выбирать между конкурентностью и прибыльностью. В ответ компания, зажмурившись, вдавила педаль финансового газа: начиная с первого миллиардного раунда финансирования ($1,2 млрд в 2014 году), новостными поводами о масштабных вливаниях в Uber прямо «гасили» новости о его убыточности и нежизнеспособности.
Логика в этом была: проект, рассчитанный на привлечение не только пассажиров, но и водителей, должен внушать уверенность в том, что он здесь надолго, а не лопнет через три месяца. Разговоры об убыточности Uber угрожали риском самосбывающегося пророчества: если «Уберу» скоро конец, то нет смысла устраиваться туда водителем, а дефицит водителей делает сервис бесполезным для пассажиров — и «Уберу» действительно приходит конец. Миллиардными вливаниями инвесторы и руководство Uber боролись за то, чтобы его воспринимали всерьёз. К 2019 году потери Uber достигли $8,5 млрд, а общие вливания — $25 млрд к 2024 году.
Раньше продукты Кремниевой долины достигали этого за счёт роста пользовательской базы: чем больше людей пользуется, например, соцсетью, тем выше её ценность для остальных, видящих, что всё больше знакомых уже там. Именно пользовательские массы, «глас народа», определяли судьбу проектов: ради одних люди готовы были записываться в очереди и бороться за инвайты, пока другие тонули в холодном безразличии масс. К успеху «нет царской дороги», как показал опыт Google: в 2004-м люди искали инвайты в Gmail, а в 2011-м проигнорировали соцсеть-конкурента Цукербергу Google+. Оказалось, что даже гигантская корпорация с подлинно народными проектами и огромными ресурсами не заменит отсутствующий «it»-фактор, что его нельзя просто купить.
Пока Uber не создал обманчивое впечатление, что можно — фактически купив себе место на рынке. Fake it till you make it: в 2023 году Uber впервые стал прибыльным ($1,1 млрд), а в 2024-м прибыль выросла до $2,1 млрд. Но у «Убера» была дисруптивная зацепка, идея: изменение пользовательского опыта пассажира такси, из которой в итоге удалось родить Uber Eats (2014) — идею в духе золотого века Кремниевой долины. Такси Uber не изменило сам способ городской жизни человека, лишь оцифровав то, что уже было её неотъемлемой частью — поездки на такси, а Uber Eats изменил, встав по своему вкладу последним в ряду великих (Google Maps, соцсети, YouTube, iPhone).
Проекты, которые приняли модель «Убера» за next big thing и начали плодиться по принципу «Убер для», не разобрались толком, какого рода бизнесом «Убер» является.
В фильме «Основатель» про Рэя Крока звучит такая фраза: анализируя бизнес-модель McDonald’s, финансовый консультант говорит Кроку, что прибыль от продажи бургеров и франшиз недостаточна для масштабирования: “You’re not in the burger business. You’re in the real estate business.” («Вы не в бургерном бизнесе, вы в бизнесе недвижимости») — и она полностью подходит к ситуации «Убера». Но это тема для отдельной статьи.
То, что бизнес-модель Uber была не тем, чем кажется, стало причиной, почему только Uber (и аналогичные проекты в такси/доставке) в нише «Убер для» и выжили. WeWork, попробовав «уберизовать» офисы, стал крупнейшим финансовым провалом 2010-х, потеряв $18 млрд к 2025 году с учётом реструктуризации после банкротства в 2024-м. На этом фоне ситуация с Metaverse выглядит гораздо менее интересной: без «it»-фактора, скроенный по лекалам мертворождённого Google+, Metaverse был обречён, как Google+. Но Google, осознав, что запуск не пошёл, долго за проект не боролся, закрыв G+ без стыда и сожаления в 2019-м, потеряв $582 млн, а Цукерберг в 2025-м не признаёт поражения, потратив $36 млрд.
А как же ИИ?
Слон, которого мы мы не приметили, называя последним изобретением Кремниевой долины, изменившим жизнь современного человека, Uber/Uber Eats в 2014 — это большие языковые модели (LLM, large language model), по-простому — ИИ-чатботы. Потому что даже с учётом последних моделей ИИ, золотой век Кремниевой долины с ними не вернулся — наоборот, эта сфера куда больше напоминает новый, значительно больший пузырь доткомов.
-
Технически, LLM — это, безусловно, начало новой эры в кибернетике, вычислениях и робототехнике.
-
Более того, LLM могут оказаться новой эрой в антропологии — похоже, что, развивая их, человеку удастся лучше понять, если не полностью разрешить вопросы человеческого языка, мышления и сознания.
Но LLM пришли к нам не из научных лабораторий, а из Кремниевой долины, у которой есть только одна скорость. И вместо научной и гуманитарной ценности LLM и соответствующего к ним отношения на ИИ предлагается смотреть как на бизнес — и в ИИ как бизнесе все ошибки, проблемы, пороки и перекосы Кремниевой долины конвергировались в нечто, что на данный момент больше всего напоминает гигантский пузырь, «пузырь доткомов 2.0», в который на этот раз вовлечены уже те проекты, дорогу которым проложил, лопнув, первый «пузырь».
Дело не в самом ИИ, который уже сейчас, будучи далеко не сильным искусственным интеллектом (AGI), впечатляет и возможностями, и скоростью прогресса. Будь это научный проект — это был бы потрясающий и однозначно успешный прорыв. Но рыночный контекст налагает свои ограничения и имеет свою логику: по ней, если продукт хорош — значит, он монетизируем и окупаем. Если нет — значит, не так уж и хорош.
В случае с ИИ нет сомнений, что продукт сам по себе как технологическое достижение, начало новой эры взаимодействия человека и машины, хорош — это не VR/AR-промах с «Метаверсом». Следовательно, согласно рыночной аксиоме, ИИ монетизируем и окупаем. Именно так раздувается в угрожающих масштабах новый пузырь, контуры которого стало отчётливо видно в ходе двух недавних событий:
-
реклама ИИ на Суперкубке как квинтэссенция рекламы ИИ-продуктов
-
проект Stargate и DeepSeek.
Проблема лицом: продавец без товара
Хотя многие люди находят пользу и уже применяют, по мелочам или всерьёз, те или иные чатботы (я положительно впечатлён «Гроком-3»), стандарт золотого века интернета, т.е. уровень проекта, меняющего мир, подразумевает продукт, меняющий то, каким образом свою жизнь проживают по меньшей мере сотни миллионов, если не миллиарды человек, и создающий целые новые сектора экономики — как это сделали смартфоны, карты, соцсети, YouTube.
У лучших из них соавторами их полезности являются сами пользователи, находя им применения, под которые проектам остаётся только ловко и расторопно подстраиваться. Но в итоге, если не с первого взгляда, то спустя время, люди уже сами нуждаются в открытых им возможностях и функционале.
Рекламная пауза на американском «Суперкубке» — это тот момент, когда широким массам можно и нужно было показать, почему им не обойтись без LLM и почему они стоят того, чтобы нормис, которому даже VPN зачем нужен, пока массовые блокировки не начнутся, непонятно, а тем более нормис за это не готов платить, захотел платить за LLM — хоть $20 за OpenAI ChatGPT, хоть $5 за сторонние сервисы доступа. И… ничего лучше, чем возможность за человека позвонить и зарезервировать столик или номер, они не показали.
Обесценивает ли это, дискредитирует ли это технологию и её перспективы? Нет. Просто на данном этапе и в обозримом будущем у неё нет именно того применения, которое требует бизнес-логика: массового монетизируемого спроса. Узкий профессиональный — да, но это не та ниша, которая бы оправдала затраты Кремниевой долины на LLM.
Обратная сторона проблемы: расходы
Объявленный в этом году проект Stargate по строительству инфраструктуры для одного только OpenAI на полтриллиона долларов показывает, каких безумных диспропорций достигло преследование стратегии компенсации безыдейности (с точки зрения массового рыночного спроса) денежными вливаниями: более чем на порядок больше, чем инвестиции в Uber ($27–29 млрд в 2014–2024), — при том, что числа пользователей и выручки уровня «Убера» в ближайшие годы для OpenAI и всего рынка чат-ботов не предвидится.
Одновременно с этим, словно специально подчеркнув вышедшие из-под контроля ИИ-бюджеты Кремниевой долины, китайская компания выпускает конкурентный продукт, который бьёт по двум уязвимым точкам сразу:
-
приблизительно на три порядка дешевле в разработке (идут споры о том, насколько верны озвученные бюджеты и хороши показанные бенчмарки, но общий вывод, что DeepSeek показал новое качество эффективности разработки, на момент выхода DeepSeek стал консенсусным);
-
open source, которым OpenAI, несмотря на название и происхождение (свободная Америка), больше не является, а DeepSeek из тоталитарной КНР — является.
Перевёрнутая реальность — когда динамичные, конкурентные, дисруптивные проекты, продвигавшие открытость, конкурентность и новые стандарты и выигравшие от них, чутко реагирующие на обратную связь от людей и общества, выросшие в условиях честной конкуренции от стартапа до империи, внезапно оказываются неповоротливыми левиафанами, закрытыми, утратившими связь с людьми, с рынком, непомерно прожорливыми и непонятно на что спускающими деньги, — это и есть то, как выглядит закат империи.
Перспективы самого ИИ и перспективы Кремниевой долины — это две разные вещи. Пока демиурги Кремниевой долины открыто рассуждают о том, как ИИ сделает простых людей, рабочий класс, ненужными бизнесу, начальникам и работодателям, превратив из граждан в просителей и клиентеллу, новых крепостных для новых феодалов цифровой эпохи, под ними наполняется гигантская цистерна с горючим, в которую они сами продолжают вливать топливо, — и достаточно будет только искры. Обвал совокупной капитализации с испуга от одного лишь релиза DeepSeek на $1 трлн показал, о какого уровня рисках идёт речь.
Будет крайне иронично (и космически справедливо), если в итоге бизнесы Кремниевой долины и станут теми, чью работу ИИ отберёт. Прогресс, если этот очевидно зашедший в тупик путь развития ИИ и вообще интернета и IT лопнет, как лопнули доткомы, только выиграет.
Автор: EgorKotkin
