По грязной и пустой улице пригородной промзоны, застроенной стоявшими впритык двухэтажными бетонными бараками, резво бежала маленькая опрятная старушка, странная среди этих серых облезлых стен в своём оранжевом чепце, вязанной пурпурной кофте и широкой юбке цвета бедра испуганной нимфы.
Далеко отставая от неё, во всю прыть мчались мальчик и девочка, одетые старательно нелепо по продуманно‑вызывающей молодёжной моде. В руках каждый из них держал устройство непонятной конструкции, но совершенно очевидного назначения, которое не сулило старушке ничего хорошего, однако, мешало детям бежать и тем давало ей шанс. Это были Гензель и Гретель, брат и сестра. Дети медленно, но неуклонно нагоняли старушку.
— За что? — думала старушка на бегу, — Такие милые дети. Я же только хотела угостить их конфетами, а они… Может, у них диабет? Точно, диабет, — им нельзя, а я к ним с конфетами… а им обидно… вот и начали палить… а мне так бегать — годы уж не те…
Гензель на бегу лихой очередью разрывных леденцов срезал фонарь над головой старушки, тот, сыпля искрами, прочертил в воздухе яркую дугу, грянулся оземь и запрыгал по асфальту с мажорным грохотом. Гретель дала залп из подствольного пряникомёта.
— Только бы не нуга, — думала старушка огибая фонарь, — бо як влыпну, то вжэ не втэчу… (она подрабатывала на четверть ставки в украинской сказке про Ивасыка‑Тэлэсыка). А я‑то чего? Приставать к детям со сладостями — сценарий такой, не я же его писала… Знала бы, что по нему шутер сделают — ушла бы сменщицей к Бабе‑Яге…
Гретель дала второй залп, расписной имбирный пряник с треском разорвался в трёх шагах перед старушкой, и та резко вильнула в подворотню.
Дети, не снижая скорости на вираже, ворвались под гулкую арку и загрохотали по выщербленному бетону коваными боевыми кроссовками, истоптавшими немало славных лэвэлов. Выскочив на давно заброшенный строительный пустырь, они успели заметить, как на другом его конце в аляповато‑ярком пряничном домике захлопнулась дверца, на которой тут же вспыхнула и заискрилась большая ядовито‑малиновая надпись «GAME OVER». Дети остановились, бежать дальше не было смысла.
— Юркая она стала, третий раз уходит, — досадливо сказал Гензель.
— Ей искусственный интеллект прошили, — ответила Гретель, — она теперь по‑настоящему боится.
— Надо Ван Хельсинга звать, — неуверенно сказал Гензель, повернулся и побрёл обратно под арку.
Сестра смотрела на удаляющуюся спину брата пока тот не скрылся за углом, немного постояла разглядывая нереально чистенький среди куч строительного мусора домик и, обходя обломки бетона и ржавую арматуру, двинулась к пряничному крыльцу. Подойдя, она осторожно постучала. За дверью молчали.
— Бабушка, не бойтесь, — сказала Гретель, — я вам карту следующей игры принесла.
Дверь тихо скрипнула и приоткрылась, Гретель сунула в щель сложенный листок.
— Домик будет на том месте, где красный крестик, вы бегите прямо туда, а брата я придержу. Вы не бойтесь его, он никогда в вас не целится.
— А чего же он гоняется за мной?
— Да он и сам уже не хочет, но пока не сознаётся. Мальчишка ведь.
— Спасибо тебе, девочка. Ты хоть марципанов возьми, а к следующему разу я вам пряников напеку, по старому рецепту.
— Danke schön, — сказала Гретель, сделала короткий книксен и побежала догонять брата.
Она бежала и думала о том, какая бабушка хорошая, хоть и виртуальная, совсем не обижается на них. И ещё смешная — станет печь для них виртуальные пряники, но стараться будет по‑настоящему.
Старушка шла готовить цифровое тесто для виртуальных пряников и думала о том, какая девочка хорошая, хоть и живая, — жалеет виртуальную старушку, которую невозможно убить. Да и бегать она не устаёт, если честно, потому что цифры не умеют уставать.
Гензель шёл и думал о том, что хватит уже палить по старушкам потому, что глупо же. Вон Гретель всегда приносит что‑нибудь вкусное, хоть и виртуальное. Откуда — не говорит, но ясно и так. И вообще, чем им с сестрой рысачить по VR как бешенные муфлоны, может бабушка их увнучерила бы? Сказки им рассказывала бы, ведь она знает их все. То есть — совсем все. Или это мы должны её убабулить, ведь она виртуальная, а мы живые?
И все трое думали о том, что люди сочинили слишком много злых сказок и хотя бы у этой обязательно должен быть добрый конец.
Автор: bitango
