Бернард Шоу как-то сказал, что прогресс всегда осуществляется за счет неразумных людей, поскольку азумные люди желают использовать систему такой, какая она есть, а не менять ее.
По аналогии с совершающей колебания пружиной, постепенно приходящей в состояние покоя, мы считаем, что большинство наших концепций и общественных институтов весьма близки к совершенству. Речь идет, в нашем представлении, либо о решении отдельных задач там или тут, либо об определенных корректировках с учетом изменившихся обстоятельств. Нам не приходят в голову крупные изменения или нет потребности в таковых. В отношении мест, где пока нет демократии, мы надеемся, что со временем и здесь укоренятся соответствующие традиции.
Концепция, лежащая в основе процесса перемен, — это эволюция. Различные довлеющие факторы (экологические, экономические) и потребности (повышение жизненного уровня, расовое равенство) определяют, по нашему убеждению, наше развитие, подталкивая кое-что здесь, кое-что тут. Довлеющие факторы реализуются через политический процесс или, что еще вернее, черпают силы в изменении общественного мнения.
Технические изменения — дело корпораций, университетов и технических институтов, имеющих соответствующую мотивацию. Изменения в общественном мнении иногда происходят под руководством индивидуумов (как, например, Ральфа Нэйдера), но чаще всего возникают в виде незаметного поначалу тренда, который затем крепчает в лавинообразной манере.
Существующую систему всегда будут защищать те бесчисленные лица, у которых хватает интеллекта, чтобы защищать, но недостаточно, чтобы предлагать что-нибудь новое. Всегда найдутся люди, убежденные, что любое изменение по определению послужит угрозой их положению. Более того, поскольку мы не можем в полной мере предвидеть последствия изменения до того, как оно произошло, лучше на всякий случай избегать риска.
Крупные кризисы приводят к изменению, как, например, растущие цены на нефть привели к перестройке нефтяной экономики, а твердая иена заставила Японию стимулировать внутренний спрос. С политической точки зрения изменение, вызванное кризисом, гораздо более приемлемо, поскольку в таком случае необходимость предпринять нечто очевидна (даже то, что удалось пережить кризис, само по себе является достижением).
Некоторые идеи возникают и ни к чему не приводят, например попытки упростить английское правописание. Некоторые идеи возникают, получают какое-то развитие, а затем умирают. Есть идеи, которые остаются надолго, как охрана окружающей среды. Так работает эволюция. В ответ на эволюционные довлеющие факторы будут использованы критическое мышление, инерция большинства систем и всеобщее согласие.
Имеются ли какие-нибудь недостатки у данной удобной эволюционной модели?
Представьте себе игру, в которой вам кто-нибудь дает картонные фигурки, по одной за раз. Ваша задача в том, чтобы наилучшим способом использовать получаемые вами фигурки. Под «наилучшим способом» понимается складываемая простая фигура, которую человек может описать по телефону без лишних слов. Итак, вы складываете фигурки так, чтобы получился прямоугольник. Затем вы добавляете следующую фигурку, чтобы получился прямоугольник с более длинной стороной. Потом вы пытаетесь добавить еще две фигурки, но в результате не получается простая фигура. Чтобы продолжить свое занятие, вам необходимо вернуться назад, разобрать прямоугольник и превратить его в квадрат. Теперь вы можете далее прибавлять новые элементы, чтобы получить квадрат большего размера.
Игра проста, но принцип важен. В каждый момент времени мы делаем самую умную вещь. Мы пытаемся скомбинировать то, что имеем, с тем, что есть нового у нас. В такой системе практически неизбежно наступает момент, когда мы вынуждены вернуться назад — с целью переделать нечто, что являлось наилучшим выбором для своего часа, — чтобы иметь возможность двигаться вперед. Это потому, что направление организации зависит от того, что было, а не от того, что может случиться в следующий момент. Например, наши демократические привычки основаны на том, что мы имели (городские сходы), а не на тех возможностях, которые открывают для нас коммуникационные технологии.
Данный принцип применим не только к играм с картонными фигурками, но и к любой системе широкого охвата с двумя характеристиками: непрерывный ввод информации на протяжении времени и необходимость наилучшим образом использовать имеющееся под рукой.
Проблема в том, что мы не можем просто строить на текущей имеющейся основе. Нам может потребоваться вернуться назад и нечто переделать, чтобы быть в состоянии двигаться вперед. Во многих случаях мы не можем сцепить элементы-фигурки каким-то новым способом, пока не освободим место, разобрав хотя бы частично старую конфигурацию фигурок, которая в настоящий момент уже не является подходящей. Рассуждения по такой схеме всегда служили обоснованием для революций: разрушим старое, чтобы построить новое. Проблема революций состоит в том, что они имеют тенденцию просто замещать одну жесткую систему другой, хотя старый рисунок мозаики можно разобрать, а потом собрать нечто новое лучшим способом, но на это требуется время.
Вторая проблема с эволюционной моделью состоит в следующем: тогда как в царстве животных последние мало что могут сделать в деле изменения своей среды обитания, в связи с чем виды, не слишком хорошо адаптированные, вымирают, в человеческом обществе система способна менять свою среду так, чтобы обеспечить собственное выживание. По данному правилу обычно выживают диктатуры. По этой же причине марксизм можно принимать в качестве политической системы, но не в качестве формы правления, поскольку, оказавшись у власти, марксизм устраняет возможность дальнейшего развития. У всех политических систем аналогичные амбиции, просто одни более эффективны и беспощадны, нежели другие, в реализации своих амбиций.
Означенное управление средой в обеспечение выживания существующей системы есть целиком то же самое, как действует система веры. Как мы видели, вера задает такие восприятия, которые служат в подкрепление ее самой. Демократическая система создает свободную прессу, которая обычно работает на капиталистических принципах, поскольку «интерес» легче продать, чем «идеологию». Тоталитарная система создает прессу, которую она контролирует с помощью лицензий, доступа к печатному станку и угрозы безработицы.
Закрытая в себе система веры, в свою очередь, совершенно аналогична системе парадигм, столь часто обсуждаемой в науке. Парадигма — это особенная интеллектуальная модель, посредством которой мы смотрим на мир. Новые идеи отбрасываются, если они не вписываются в модель, до тех пор, пока данных, обосновывающих потребность в переменах, не станет столь ошеломляюще много, что сдвиг парадигм становится неизбежным.
Многие верят в то, что нормальный процесс спора и обсуждения в обществе способен привести к крупным переменам, однако научный опыт показывает, что это не так. Спор и обсуждение происходят в рамках существующей парадигмы и могут вызвать незначительные изменения, но никак не парадигматический сдвиг как таковой. Нельзя организовать дискуссию, если одна сторона говорит на английском, а другая — на французском языке. Аналогичным образом, если каждая сторона принадлежит к своей парадигме, отличной от другой, дискуссии не получится — на человека, предлагающего новую парадигму, смотрят как на ненормального (как смотрели на Христа в большинстве своем его современники).
Все замечания по поводу естественного поведения самоорганизующейся паттерн-системы в мозге, сделанные ранее в этой книге, равным образом применимы и к обществу, которое также является самоорганизующейся системой. Вместо паттернов здесь имеют место концепции, институты и процедуры. Поскольку мы вполне удовлетворены эволюционной моделью (к тому же веря, что единственной альтернативой для нее служит революционная модель), мы так толком и не поняли процессов формирования идей, изменения и дизайна.
Мы опасаемся придуманных утопий в силу их нереалистичности и непроверенности. Кроме того, они опираются на абсурдные ожидания в отношении человеческого поведения и трудно достижимы практически. Мы опасаемся дизайна в целом, поскольку знаем, что техническое решение может быть неверным, тогда как эволюция по определению всегда права. Мы летаем в самолетах, являющихся результатом дизайна, но у нас нет социологического эквивалента аэродинамических труб, в которых мы могли бы испытывать идеи, перед тем как воплощать их. Поэтому мы согласны предоставить внешним факторам возможность осуществлять дизайн за нас и называть это эволюцией.
Если 42 процента электората имеют полный контроль над правительством в течение 15 лет (речь идет о правительстве Тэтчер в Великобритании), это может только приветствоваться: поскольку такая была создана система; поскольку госпожа Тэтчер является выдающимся человеком; поскольку любое правительство, находящееся у власти, должно принимать во внимание мнения всего электората, чтобы иметь возможность в свое время вернуться к власти. Вместе с тем и такая система может быть улучшена еще больше. Предположим, что оба ведущих кандидата попадают в парламент, но сила их голоса отражает то, сколько человек их поддержало: 38 процентов голосов означает для парламентария 0,38 голоса. Разумеется, получающемуся в результате парламенту пришлось бы быть гораздо большим по размеру, но принцип остается.
Даже если системы едва ли претерпевают изменения, всегда имеет место осознание необходимости в новых идеях в определенных областях: долг стран третьего мира, затраты на здравоохранение, социальная защита, отправление правосудия, растущая преступность, наркомания. Откуда взяться новым идеям для решения текущих и возникающих проблем? Обычным образом: собираем информацию, анализируем ее и применяем основные принципы. Вместе с тем означенные области деятельности настоятельно требуют новых подходов, точно так же как Олимпийские игры 1984 года требовали таковых, пока последние не были наконец найдены посредством сознательного применения инструментов латерального мышления. Однако в большинстве своем мы по-прежнему не понимаем процесса формирования идей и не уделяем внимания развитию соответствующих навыков. В лучшем случае мы просто говорим, что идеи рано или поздно возникнут, а нам просто надо следить за тем, чтобы не проморгать их. Мы добились бы гораздо лучших результатов, если бы наконец осознали, что анализ едва ли сам по себе способен генерировать новые идеи.
Экономическая теория и практика только выиграли бы в результате некоторых радикальных изменений в мышлении. Мы научились все быстрее оперировать различными кусочками, собирая их в единую картину. Изменение процентной ставки должно быть увязано с возможной инфляцией, обменным курсом, инвестициями в производственный сектор, ценами на жилье и так далее. Поведение одних из этих факторов противоречит поведению других. Возможно, электроника позволит нам перейти от «водной» экономики (поток осуществляется по градиенту) к «снежной» (поток зависит от температуры). Равным образом мы не осознали до конца долгосрочных последствий «финансового супа», являющегося результатом того, что средства телекоммуникаций устранили временные и пространственные барьеры, а либерализация тем временем устраняет другие барьеры.
Корпорация, которая имела бы такое же отношение к переменам, что и общество в целом, прекратила бы свое существование за какие-нибудь два года. Простое следование по течению может защитить нас от эксцессов и катастроф, однако не позволит нам использовать с полной отдачей ресурсы, лежащие прямо-таки у нас под носом.
Остается надеяться, что более полное понимание того, какое мышление необходимо для осуществления перемен и верного распределения внимания и ресурсов, приведет к некоторому улучшению в том, как ныне обстоят дела в этой сфере.
