Это пространство есть только потому, что существует данный конкретный человек и его мозг, которому он обязан всеми индивидуальными особенностями восприятия, познания, осознания. Адекватнее, может быть, говорить о пространстве мозга данного человека; подобное допускалось в литературе. В частности, предполагается, что мозг может пользоваться особой, отличающейся от всех известных математике геометрией, сочетающей дискретность с непрерывностью [Ninio J., 1983].
Это пространство особо значимо, видимо, для процессов, зависимых от функционирования правого полушария мозга. Оно предполагается включенным в организацию чувственного восприятия мира и самого себя, сохранения образов уже состоявшихся восприятий данного человека и произвольного их воспроизведения.
В литературе за последние годы появились близкие к изложенным, но все же не совпадающие с нашими предположения. В обсуждении результатов исследований больных после право- и левосторонних унилатеральных электросудорожных припадков употребляются обозначения «перцептивное цветовое пространство» [Николаенко Н. Н., 1985; Николаенко Н. Н., Родионов В. Д., 1985], «перцептивное звуковое пространство» [Альтман Я. А., Вайтулевич С. Ф., Пак С. П., 1985]. Под «перцептивным» авторы имеют в виду отражение объективного пространства в сознании или «наличие модели внешнего сенсорного пространства в структурах мозга» [Альтман Я. А. и др., 1985]. Само это отражение пространства внешнего мира, по нашему предположению, опосредовано индивидуальным пространством.
В организации чувственного познания важны, по-видимому, индивидуальное пространство, реальное в настоящем времени, и пространство, бывшее реальным в прошлом времени субъекта.
Из клинических наблюдений возникает представление о таком свойстве реального сейчас индивидуального пространства человека, как непостоянство степени его актуализации (наличности). Это пространство может быть как бы более актуальным или менее актуальным даже у здорового человека. При патологии правого полушария мозга правши оно может «ослабляться» или «исчезать». Каждой степени актуализации сопутствует, по-видимому, определенное качество психической деятельности. При «исчезновении» пространства возможно возникновение онейроидного состояния, «вспышки пережитого» наряду с перерывом восприятия объективной действительности. Необходима достаточная степень актуализации этого пространства для того, чтобы полным и адекватным было восприятие всех явлений объективного пространства. «Подвижность» актуализации делает сомнительным по отношению к индивидуальному пространству свойство, присущее физическому пространству: «…существенное различие между пространством и временем выступает именно в аспекте существования. Пространство все осуществлено…» [Аскин Я. Ф., 1966].
Судя по клиническим наблюдениям, индивидуальное пространство субъекта должно быть достаточно актуализированным и определенным образом соотноситься с пространством внешнего мира, чтобы в сознании субъекта мир и собственное «Я» отражались адекватно. По мнению В. Л. Деглина (1984), Я. А. Альтмана, С. Ф. Вайтулевича (1982), адекватность слухового восприятия будет в том случае, если реальное объективное звуковое пространство и формирующийся у человека внутренний его образ изоморфны; изоморфность обеспечивается структурами правого полушария.
У реального сейчас индивидуального пространства должно быть свойство опосредования восприятия внешнего мира. В чувственных образах объективных событий это пространство, возможно, «остается» как пространственная метка.
Подобный взгляд выражен А. Валлоном, чьи идеи разбираются в специальных работах [Тутунджян О. М., 1966; Guillain A., 1979], относятся к «классическим теориям пространственного развития» [Bloch H., 1982]. Еще в 1937 г. он писал: «…природа образов состоит в том. что они принадлежат пространству. Пространство существует в них как качество, которое непременно связано с их другими более или менее случайными качествами» [Wallon Р., 1937, 1956, 1967].
Соотношение индивидуального пространства человека с пространством физического и социального мира, по всей вероятности, более сложно, чем представляется в этой книге. Это соотношение может, наверное, различаться у правшей и у некоторых левшей. Например, в клинике очагового поражения мозга степень актуализации пространства больного изменяется — снижается при дисфункции правого полушария мозга. Но есть основания думать, что степень актуализации индивидуального пространства каким-то образом определяется и тем, насколько много событий происходит во внешнем пространстве. При сенсорной депривации (резкое сокращение или исключение внешних событий) могут возникать галлюцинации. Они бывают экстраперсональными. При переживании галлюцинаторных образов индивидуальное пространство, вероятно, значимо в чем-то ином, отличающемся от восприятия реальных событий. О существовании другого, чем у правшей, строения пространства левшей позволяет думать большая частота и многообразие галлюцинаций (по сравнению с правшами).
К размышлениям о роли индивидуального пространства человека в организации не только психосенсорной, но и психомоторной деятельности побуждает анализ сенсомоторной диссоциации у больных с правополушарной патологией мозга. В состояниях, скажем, онейроида, «вспышки пережитого» или переполненности сознания непроизвольными, неуправляемыми больным чувственными представлениями, во внешнем своем поведении больные как бы отсутствуют. Их общий облик, выражение лица, движения не соответствуют содержанию сознания. Чаще больные обездвижены, вялы, их лицо амимично, застыло в каком-либо одном выражении. Но, как можно судить по ретроспективному самоописанию, больные переживали либо фантастические события, либо как бы вновь видели, слышали, переживали то, что было с ними в прошлом.
Актуализация индивидуального пространства предполагается необходимой и для того, чтобы активной была психомоторная деятельность, которая реализуется в объективных пространстве и времени, а они при этом адекватно отражаются в сознании. Только и этом случае человек может действовать произвольно и целенаправленно.
Целостный сенсомоторный акт может быть представлен как пример той деятельности, которая реализуется и в объективном пространстве и в индивидуальном пространстве субъекта, выполняющего эту деятельность. При этом индивидуальное пространство как бы различно соотносится с психосенсорной и психомоторной деятельностью. Оно включается в формирование первой, «остается» в пространственных метках чувственных образов, составляющих затем содержание прошлого времени субъекта. Оно как бы непосредственно не включается в организацию психомоторных процессов; следов последних не оказывается в прошлом времени субъекта. Этому соответствует скорее иной способ запоминания, где важно не столько хранение, сколько совершенствование движений, действий — всех психомоторных актов. «Никто из нас не затруднится нарисовать пятиконечную звезду, но можно предсказать с уверенностью, что этот рисунок будет выдержан только в топологическом, а не в метрическом плане» [Бершнтейн Н. Д., 1966]. В каждом следующем повторении движение субъекта совершеннее, чем предыдущее; как, впрочем, и мысль — в высказываниях. Такого, наверное, не могло быть, если бы психомоторные процессы организовывались в пространстве (и времени) так же, как психосенсорные. Предполагающееся отличие можно, вероятно, описать как освобожденность психомоторных процессов от индивидуального пространства; в то же время необходима актуализация этого пространства, чтобы психомоторные процессы были произвольными, целенаправленными.
Одно из предполагаемых свойств индивидуального пространства — неравенство, асимметрия правой и левой его частей. Основанием для этого предположения является возникновение левостороннего пространственного игнорирования при поражении правого полушария.
Такое игнорирование возникает и у больных на разных стадиях восстановления сознания после унилатеральной электросудорожной терапии, проводившейся в связи с депрессивными состояниями [Балонов Л. Я., Деглин В. Л., 1976; Балонов Л. Я., Деглин В. Л. и др., 1979; Деглин В. Л., 1984].
«После правосторонних припадков утрата способности субъективной оценки текущего времени комбинируется с комплексом нарушений пространственной ориентировки: с затруднением правой — левой ориентировки, с расстройством пространственного слуха и односторонней пространственной зрительной агнозией. Такая спаянность симптомов нарушения восприятия времени и пространственных параметров окружающего мира позволяет говорить о том. что для дефицита функций правого полушария характерен единый синдром пространственно-временной агнозии» [Балонов Л. Я., Деглин В. Л., Кауфман Д. Д., Николаенко Н. Н., 1980].
Исследовалось восприятие точек и линий с двух экранов, поставленных перед каждым из глаз испытуемого на расстоянии 65 мм. Стимулы оказывались в носовой или височной частях обоих зрительных полей, в центральной части поля зрения [Суворова В. В., Матова М. А., 1982]. Изучалось, как видно, ближнее зрительное пространство. Авторы различают перцептивные и фантомные образы предъявляемых стимулов. При первых — адекватное восприятие пространственного положения и непосредственная «чувственная перцепция стимулов». При вторых — смещение стимула в контралатеральном направлении по сравнению с истинным их положением в пространстве. Среди интересных результатов исследования, в частности, констатируется: «…фовеальная область правого глаза чаще обеспечивает появление перцептивного, а левого — фантомного образа».
«Анизотропность перцептивного пространства» [Ярлыков В. Н., 1984] обсуждается на основании изучения «феномена ложной локализации зрительного образа». В эксперименте испытуемые должны были воспроизвести на модели местоположение зрительно предъявленного им стимула — вертикальной черной линии толщиной 0,2 см и высотой 8 см. Заключение автора: «Практически всегда стимул «переносился» из правого полуполя в левое и крайне редко — наоборот. Эту асимметричность можно рассматривать как свидетельство неравнозначности, анизотропности правой и левой частей пространства. Так как информация, предъявленная справа и слева от точки фиксации взора, поступает в разные полушария (соответственно в левое и правое), отмеченная пространственная асимметрия может рассматриваться как следствие разной функциональной специализации полушарий».
J. Bradschow и соавт. (1983) просили испытуемых: 1) отмерять длину горизонтального стержня по визуальному образцу правой и левой рукой и. бимануально без контроля зрения и 2) делить стержень в пропорции 1:1. 3:1, 3:2. Все измерения осуществлялись либо в правом, либо в левом полупространстве. Каждая рука оказалась более точной в своем полупространстве; левая рука недооценивала длину по сравнению с правой, но этот феномен левого псевдоигнорирования (по выражению авторов) исчезал при повороте головы испытуемого на 90° относительно ориентации тела и при этом «псевдоигнорировалось» пространство, в сторону которого поворачивалась голова. На этом основании авторы полагают, что левое пространство отсчитывается не от тела, а от головы.
Важным представляется осмысление приведенных клинических и экспериментальных данных с единых позиций. Оно пока затруднено. Исследования проводились по разной методике. Несходны ракурсы рассмотрения и интерпретации разных авторов. Нет необходимой упорядоченности в использовании терминов. Создается впечатление, что одно и то же явление разными исследователями обозначается несходными терминами или различный смысл вкладывается в одно и то же обозначение, например в обозначение «перцептивное пространство». Наиболее яркое впечатление об асимметрии пространства человека авторами получено при наблюдениях за поведением больных, обнаруживающих левостороннее пространственное игнорирование. Неполнота восприятия мира, выпадение пространства внешнего мира, воспринимаемого через левую часть пространства больного, очевидны уже в обычной ситуации осмотра больного. Из двух врачей, расположившихся справа и слева от больного, он замечает только первого, отвечает на его вопросы; при этом не слышит и не видит врача, находящегося слева от него.
Интересные подробности психического состояния больных с левосторонним пространственным игнорированием описаны итальянскими авторами [Bisiach E. et al., 1978, 1981, 1984]. Они просили больных описать словами знакомую площадь в Милане, мысленно представляя себя стоящим лицом или спиной к собору, расположенному на площади, и следуя в описании справа налево или слева направо. Вычислялись индексы латеральности, отражающие количество деталей, отмечаемых справа и слева. Больные оказывались неспособными описать левую сторону представляемой площади. Авторы предполагают, что при поражении правого полушария мозга нарушается левая половина пространственной структуры зрительных представлений. Описанный авторами (1981) феномен нам представляется интересным в несколько иной интерпретации. Больной многократно видел, хорошо знал пространственное расположение объектов на площади. Мог их описать, не видя, а но представлениям. Этому, вероятно, способствовало наличие и оживление пространственных меток, которые содержатся во всех образах площади, воспринимавшейся больными прежде в разных отрезках его прошлого времени. Эти метки должны быть и тогда, когда больной обнаруживает левостороннее пространственное игнорирование. Но почему-то они не оживляются и как бы перестают выполнять свою функцию: обозначать точную пространственную отнесенность объектов площади, в том числе расположенных слева от воображаемого положения больного на площади. Может быть, нужна определенная (достаточная) степень актуализации пространства, чтобы пространственные метки прошлых образцов оживлялись произвольно.
В 1984 г. те же авторы сообщили об особенностях слухового восприятия и получили данные, сходные с результатами исследований больных после унилатеральных электросудорожных припадков [Альтман Я. А., 1983; Деглин В. Л., 1984]: после правостороннего припадка больные совершают систематические ошибки в определении локализации звуков, смещая их вправо. На основании полученных данных авторы говорят о роли правого полушария мозга во внутреннем построении эгоцентрического пространства.
Об асимметрии пространства в патологии свидетельствуют и другие клинические феномены. Среди них описанные при поражении правого полушария левосторонние зрительные обманы [Семенов С. Ф., 1965], музыкальные галлюцинации [Доброхотова Т. А., Брагина Н. Н., 1977], пароксизмальная «зрительная аллестезия» [Jacobs L., 1980]: реальные объекты, находящиеся в нравом зрительном пространстве, повторяются в иллюзорных видениях больного, проецирующихся на его левое пространство; иллюзорные образы продолжают переживаться даже после отведения взора от реального объекта (в течение 15 мин).
В клиническом изучении асимметрии пространства интересны данные, полученные при изучении больных с рассеченным мозгом. G. Plouzde, R. Sperry (1984) у 3 больных с полным рассечением мозолистого тела изучали: 1) тактильную идентификацию трех пластиковых букв высотой 5 см, называющихся в правое или левое ухо; буква ощупывалась контралатеральной рукой; по инструкции опознанную на слух букву больной должен был поместить слева, справа, посередине стола; 2) то, как в зависимости от опознанной буквы больной поднимал левую или правую руку или же постукивал по столу; 3) то, насколько правильно выполнял больной инструкции («Поднимите руки», «Потрогайте уши»), предъявляемые тахистоскопически справа на 150 мс; 4) то, как больной отмечал середину брусков. Тактильная идентификация оказалась хуже при предъявлении букв на левое ухо. При зрительном предъявлении инструкций не выполнялись движения левой рукой у 2 больных в 12 из 20 заданий. Полученные данные авторы интерпретируют как свидетельствующие о том, что левое полушарие для овладения левой стороной тела и окружающего пространства нуждается в осознании.
F. Musick и соавт. (1985) приводят обзор аудиологического обследования больных, перенесших полную комиссуротомию; у больных остаются примерно прежними пороги восприятия тональных сигналов, воспроизведение голосом последовательности тональных сигналов, способность воспринимать и воспроизводить речевые сигналы, предъявляемые моноаурально на правое и левое ухо; но при дихотическом предъявлении практически не воспроизводятся слова, предъявленные на левое ухо; будучи способными воспроизводить голосом последовательности тональных сигналов независимо от стороны их предъявления, больные неспособны определить в этой последовательности местоположение низкого и высокого тона.
Приведенные данные, может быть, адекватно рассмотреть как свидетельствующие о том, что больные с рассеченным мозгом похожи на больных с избирательным поражением правого полушария мозга с элементами игнорирования левого пространства. Тогда можно, наверное, сказать, что выявляемая в патологии асимметрия пространства субъекта характерна для больных не только с поражением правого полушария, но и рассечением связей между двумя полушариями.
Индивидуальное пространство, вероятно, включено в субъективно характеризуемые самим субъектом психические процессы. Об этом косвенно может свидетельствовать первая пара противоположностей право- и левополушарной картины психических нарушений: первая получается субъективной, сделанной с точки зрения больного, вторая — объективной, сделанной с точки зрения наблюдателя, видевшего больного в момент проявления психических нарушений.
Здесь перед нами возникает новый ракурс рассмотрения — необходимость сравнения галлюцинаций и чувственных представлений у правшей и левшей. У правшей галлюцинации существенно различны в зависимости от того, поражено у больного правое или левое полушарие. Так, зрительные обманы у правшей различны по такому признаку, который можно обозначить как степень определенности пространственно-временной характеристики мнимых образов. У больных отсутствует или резко снижена способность определения пространственного положения чувственных обманов. В самоописании больных, перенесших онейроид, события, виденные или слышанные ими во время приступа, выглядят не имеющими пространственной (и временной) отнесенности. Больные, которые в галлюцинациях видят человеческое лицо, часто не могут сказать, мужское это лицо или женское, знакомое или незнакомое. Созерцая, они остаются малоактивными. Степень определенности той же характеристики галлюцинации выше у больных с поражением левого полушария мозга; мнимые образы у них ближе к реальным объектам внешнего мира. Больной точно обозначает место, время, а иногда и длительность переживаемых зрительных галлюцинаций. Его поведение соответствует содержанию галлюцинаций. Здесь нет диссоциации между галлюцинированием и внешним поведением больного. Это доказывает необходимость описания пространственно-временной ориентации галлюцинаций, связи последних с нарушениями восприятия пространства и времени [Marchais P., 1978].
Еще более удивительные сведения о пространстве человека можно получить, обобщив и систематизировав особенности галлюцинирования левшей. Галлюцинации у левшей наступают чаще, чем у правшей. Они, как правило, комплексны, т. е. больной испытывает не только зрительные, но и слуховые, тактильные, обонятельные и другие галлюцинации. Некоторые из обманов столь необычны, что нельзя их отнести к галлюцинациям определенной модальности, приходится говорить, например, о соматических галлюцинациях. Особенности галлюцинирования левшей вместе с описанными феноменами зеркальных форм деятельности, расширения зрительного пространства говорят о том, что индивидуальное пространство левши может быть иным, чем у правши, и в той степени, в какой отличны, необычны обнаруживаемые данным левшой психические процессы. Возможно, у такого левши индивидуальное пространство иначе, чем у правши, соотносится с внешним пространством, менее от него зависимо. Может быть, нет той степени неравенства правого и левого пространств и их тесных соотношений с прошлым и будущим временем, что предполагается у правшей.
В сознании субъекта представлено, видимо, и пространство, через которое он воспринимал события, происходившие в объективном пространстве. Оно сохраняется в пространственных метках образов прошлых восприятий, обозначая отнесенность отраженных в этих образах событий к объективному пространству. Иначе говоря, пространство человека, бывшее в разных отрезках его прошлого времени, сохраняется не само по себе (чистым, пустым), а только заполненным пришедшимися на это пространство образами реальных событий.
Может быть, в отношении этого пространства человека уже можно сказать, что оно все осуществлено. В сознании субъекта прошлое пространство представлено как завершенное и определенное по содержанию. Его содержание — чувственные образы прошлых восприятий. В сознании субъекта это пространство неотрывно от прошлого времени.
Содержание прошлого индивидуального пространства (чувственные образы бывших восприятий субъекта) в условиях психического здоровья оживляется, по всей вероятности, только произвольно, по воле субъекта. Это возможно, видимо, лишь при достаточной степени актуализации настоящего индивидуального времени и пространства субъекта. Свойство оживляться произвольно нарушается при поражении правого полушария мозга. Только наличие пространственных меток в образах упорядочивает хранение опыта всех прошлых восприятий таким образом, что содержащиеся в сознании субъекта образы отражают событие не просто само по себе, но в том пространстве (и времени), в котором оно происходило: «…вспоминать — это значит поместить образ в соответствующее ему время и среду, это значит вновь найти ту страницу в жизненной летописи личности, на которой этот образ запечатлелся» [Guiot J., 1899].
Индивидуальное пространство прошлого времени предполагается разделенным, дискретным: каждый его отрезок отличается от другого образами, пришедшимися именно на этот отрезок времени и пространства. Поэтому это пространство строго индивидуализировано, неповторимо. Оно составляет, видимо, одну из основ субъективной стороны сознания только данного субъекта. Об этом косвенно свидетельствуют психопатологические состояния при поражении правого полушария мозга. Например, больные как бы вновь переживают то, что было когда-то в объективном пространстве и воспринималось субъектом через его индивидуальное пространство, сохранившееся в сознании вместе с образами происходивших событий.
Это пространство может быть иным у левшей. Но трудно предположить возможные отличия. Одно из них, может быть, касается соотнесенности индивидуального пространства прошлого времени с правым полушарием мозга, характерной для правшей. Об этом можно думать, основываясь на особенностях проявления у некоторых из левшей «уже виденного». Этот феномен может возникать при поражении не только правого, но и левого полушария мозга.
Пространства настоящего и прошлого времен характеризовались через психосенсорную сферу (процессы чувственного познания, восприятия окружающего мира и самого себя), предполагались включенными в формирование образов восприятия. Пространство же будущего времени, по всей вероятности, резко отлично от первых двух по тому, что предполагается пространством, в котором завершатся психомоторные процессы (действия, поступки, движения). Когда речь заходит о будущем пространстве субъекта, мы вынуждены говорить о психомоторной сфере, составляющей вместе с психосенсорной сферой целостную психику. Психомоторная деятельность, начинаясь в настоящем времени, может завершиться только в будущих времени и пространстве. Последнее имеется в виду как пространство завершения начатых или лишь планируемых деятельностей. Завершиться в этом пространстве они могут только в случае, если достаточно актуализированы настоящее время и реальное в нем индивидуальное пространство и подавлены, скрыты индивидуальные прошлое время и пространство.
Пространство будущего времени, наверное, менее индивидуализировано, как бы унифицировано. Оно может быть несходно представленным в сознании разных людей только по степени яркости. Последняя вновь предполагается опосредованной актуальностью настоящего времени субъекта и реального в нем пространства.
Возможность возникновения феномена предвосхищения у некоторых левшей не исключает того, что их будущее пространство — время может быть иным, чем у правшей, хотя бы в момент, пока больной переживает это ощущение. Можно думать, что пространство будущего времени у левши становится будто сходным с пространствами правши, реальным сейчас и бывшим реальным в прошлом.
