Главным отличием трудовых процессов человека от орудийной деятельности животных является общественный, социально опосредованный характер, предполагающий прежде всего речевое общение, способность к формированию понятий [Выготский Л. С, 1956; Бунак В. В., 1966, 1980; Нестурх М. Ф., 1970; Леонтьев А. Н., 1977; 1981].
В изучении форм психической деятельности древних людей важную роль играют исследования в области палеопсихологии [Тих Н. А., 1966, 1970; Поршнев Б. Ф., 1974, и др.], палеоневрологии [Кочеткова В. И., 1973]. Авторы исходят из признания тесной связи между уровнем развития мозга и материальной культурой. Изготовление орудий труда по мере их усложнения требовало отвлечения от конкретных предметов и возникновения зачатков абстрактного мышления [Урысон М. И., 1965]. Все увеличивающийся разрыв во времени между идеей — целью и программой с одной стороны и реализацией деятельности по ее выполнению — с другой определял необходимость сохранения и передачи (от поколения к поколению) социального опыта, целевой установки, устойчивого представления формы и характера требуемых (но пока отсутствующих) орудий. Только при формировании перечисленных условий в первобытном обществе могла быть обеспечена примитивная стандартизация орудий, создание эталонов, первобытной технологии с активным изменением (в случае надобности) форм орудий [Ладыгина-Котс Н. Н., 1958; Хрустов Г. Ф., 1968]. В качестве одной из важнейших характеристик трудового процесса подчеркивается направленность действий человека в будущее [Кочеткова В. И., 1964], реализация в труде опережающего отражения действительности: в конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в виду в представлении человека. Требовалось различение прошлых деятельностей человека (с сохранением опыта) от деятельности, протекающей в настоящем времени, и от той деятельности, которая программируется на будущее. Такое различение должно бы означать и дифференцировку времени — настоящего, прошлого, будущего, в которых проистекает, завершилась или осуществится деятельность человека. Только при такой дифференцировке времен возможными оказались, по-видимому, закрепление индивидуального опыта, совершенствование организации трудовых процессов, прогнозирование и планирование поведения. Как отмечает Н. Ю. Войтонис (1949), обезьяна как бы всегда во власти настоящего, она отвлекаема каждым новым раздражением.
Выявлена и другая важная тенденция в антропогенезе — становление взаимозависимых соотношений между выраженностью асимметрии мозга и характером трудовой деятельности. Труд для человека оказывается одним из важнейших социальных факторов, способствующих проявлению асимметрий функций мозга. Речь идет, в частности, об особом развитии анализаторных систем, вовлекаемых в обеспечение разных видов труда [Ананьев Б. Г., 1955; Кочеткова В. И., 1964; Шевченко Ю. Г., 1971, 1972, и др.] и о наибольшей асимметризации функций неокортикальных полей, специфичных только для человека.
Именно в трудовых процессах на основе как бы обратной связи проявляется потенциально заложенная право — леворукость [Семенов С. А., 1957], руки совершенствуются как сложный рецептор; складываются динамические системы: мозг — рука, рука — глаз; зрительно-моторно-кинестетическая, зрительно-вестибулярная — определяющие мануальную ловкость, точность оценки пространственных отношений, пластику позы [Давиденков С. Н., 1947; Данилова Е. И., 1979; Klix F., 1983; Hamory Y., 1985, и др.].
Роль труда в становлении человека как социального субъекта раскрывают К. Маркс, Ф. Энгельс.
Одну из главных задач эволюционной теории А. Н. Северцов (1945) видел в выяснении того, «каким образом над наследственным приспособлением появилась надстройка индивидуального приспособительного поведения». По Н. Винеру (1963), «можно сказать, что весьма большая часть филогенетического обучения человека была посвящена возможности онтогенетического обучения».
Признание особой роли функциональной асимметрии мозга в антропогенезе не только не умаляет, а увеличивает значение морфологической эволюции мозга: корреляции увеличения массы мозга со степенью развития неокортекса [Рогинский Я. Я., 1933, 1965; Рогинский Я. Я., Левин М. Г., 1955], цефализации и теленцефализации как общего направления эволюции мозга в филогенезе, дифференцировки неокортикальных формаций с развитием их связей с субкортикальными отделами, формированием спаечных систем [Сепп Е. К., 1959; Блинков С. М., Глезер И. И., 1964; Дзугаева С. Б., 1966]. В решающей перестройке функций была важна совокупность всех взаимосвязанных таксономических признаков гоминид — прямохождение, поддержание вертикальной позы, строения и особого развития кисти, гортани и т. д.
Продолжается дискуссия о морфологическом рубеже между высоко развитым антропоидом и человеком. Опыт антропологии и палеоневрологии говорит о том, что анатомическая детерминация антропогенеза далеко не однозначна. Качественный перелом в характере трудовых процессов, изменивший поведение и всю материальную культуру древних людей, произошел в рамках одной и той же морфологической структуры [Якимов В. П., 1964, 1968]. Поэтому правомерно думать, что решающий шаг в эволюции мозга должен был выражаться в особой организации его функций.
Таким образом, в эволюции были приобретены принципиально новые выражения асимметрии функций полушарий мозга, которые могли определить главные этапы антропогенеза.
— Появление речи и на ее основе — абстрактного познания. Последнее означает способность познать то, чего нет сейчас в пространстве, досягаемом органами чувств человека, чего он не видел, не слышал, не осязал в прошлом времени. Только таким образом человек стал способным приобщиться к общечеловеческому опыту — знаниям о мире и о самом себе в этом мире, накопленным предыдущими поколениями человечества.
— Дифференцировка деятельностей человека, осуществленной в прошлом, реализующейся в настоящем времени и той, что состоится в будущем времени. Она стала возможной, по всей вероятности, посредством дифференцировки настоящего, прошлого, будущего в сознании человека. Здесь особо значимо будущее время и обращенность в него психомоторной деятельности человека.
— Становление человека как социального субъекта. Это обязательно предполагает способность усвоения социальных влияний (обучаемость). Без последней немыслимо формирование полноценной психики, индивидуального сознания человека, включение его в активную социальную жизнь.
— Формирование таких соотношений между мозгом и психикой человека, которые можно, видимо, обозначить как взаимозависимые. Психическое состояние человека определяется функциональным состоянием его мозга. Но и последнее может измениться вслед за изменением психического состояния в ответ на определенные социальные воздействия, на то, как конкретная ситуация осмысляется, оценивается субъектом. Теперь уже происшедшие сдвиги в функциональном состоянии мозга поддерживают измененное психическое состояние; чтобы его нормализовать, можно воздействовать на мозг. Но здесь нужна достаточная психическая зрелость, возможная лишь при достаточной степени асимметрии функций больших полушарий мозга, чтобы человек усваивал воздействия социальной среды.
Асимметрия функций мозга отражает, по-видимому, ароморфный механизм в эволюции. Под ароморфозом понимается организация мозга, обеспечивающая человеку качественно новые социальные взаимодействия и предметно-деятельностное общение, способствующие повышению эффективности работы и принципиально изменившие тип отношений человека с окружающей средой [Шмальгаузен И. И., 1940; Северцов А. Н., 1947; Завадский К. М., 1967; Ефимов Ю. И., 1981].
